Художественные параллели

Одним из самых увлекательных аспектов посещения Прадо является возможность сравнить оригиналы работ Тициана с копиями, сделанными Рубенсом. Множество раз один из основоположников фламандского барокко брался повторять работы гения итальянского Ренессанса. Цель художественного копирования, как правило, заключается в том, чтобы освоить и перенять творческий метод мастера. С другой стороны, живописец может обратиться к работе предшественника в надежде усовершенствовать ее. В случае с копией «Адама и Евы» Рубенс, похоже, руководствовался мотивом объединить оба эти подхода.

Вечный сюжет

Тема шедевра Тициана, созданного около 1550 года, — судьбоносное событие из Книги Бытия. Ева принимает запретный плод (хотя тип плода в Библии не указан, венецианский живописец следует традиции и выбирает яблоко) из рук дьявола — наполовину ребенка, наполовину змея. Сидя на корнях Древа познания добра и зла, Адам отстраняется от женщины, словно предоставляя ей сделать выбор самой. Картина вызывает противоречивые чувства. Блестящая работа с цветом и светом в изображении пышной флоры и фауны контрастирует с неуклюжестью в обработке фигур. Например, чтобы не заслонять от зрителя яблоко, Ева делает жест рукой, не соответствующий повороту предплечья.

Будучи представителем итальянского Ренессанса с его отходом от вычурной готики и стилизованных плоских фигур, Тициан рассказывает историю Адама и Евы сдержанно и натуралистично, предоставляя зрителю возможность наполнить сюжет собственным эмоциональным содержанием. Но на смену стремлению к визуальному совершенству в европейское искусство пришла бурлящая витальность барокко. Взяв аскетизм Тициана за основу, мастер цвета и объема Рубенс словно заставил героев полотна ожить.

Развитие темы

Фламандский художник создал «Адама и Еву» в статусе дипломата на службе у испанского короля. Во время рабочей поездки в Мадрид в 1628 и 1629 годах он нашел время, чтобы подружиться с Веласкесом и скопировать шедевр Тициана. Ева на копии — довольно прямой повтор оригинала. Но Рубенс не был бы Рубенсом, если бы не добавил объема и пышности женской фигуре. Зато Адам подвергся более существенным изменениям, которые не ограничились детальной прорисовкой мускулатуры. Художник изобразил героя картины без касающейся бедер ветви с листьями и заставил его участливо наклониться к Еве с немым вопросом: ты уверена, что поступаешь правильно? Очевидно, Рубенса также не устроил отстраненный вид тициановского искусителя в облике ребенка, который смотрит в сторону, будто стыдясь своего поступка. Теперь он протягивает яблоко Еве с лукавой улыбкой, подобно рыночному торговцу фруктами.

Нельзя не заметить, что Рубенс «поселил» в райском саду попугая. Попугаи в живописи барокко ассоциировались с Девой Марией. Присутствие экзотической птицы усиливает идею будущего Искупления, служа противопоставлением сидящему у ног Евы лису, глаза которого торжествующе блестят, предчувствуя победу греха. Но если для Тициана важнее не красота, а идея, и ничто не должно отвлекать от главного — страшного смысла происходящего, то Рубенс спустя 80 лет ставит фигуры в более естественные, органичные позы. Фламандец подает библейскую историю с присущим ему жизнелюбием. Ева тянется к плоду с явным предвкушением наслаждения. И даже осознавая последствия рокового деяния, Рубенс откровенно симпатизирует ей.