— Ренат, вопрос к вам как к сценаристу: согласны ли вы с тем, что человек — единственная тема, достойная исследования в искусстве?   

— Интересен даже не столько сам человек, сколько его судьба, жизненные этапы, умение или неумение преодолевать трудности. Есть ведь и скучные экземпляры. Например, какой-нибудь доблестный сотрудник ЧОПа, охраняющий сигаретный киоск, который приходит домой, берет банку пива и смотрит криминальный сериал, потом спит и снова выходит на свою работу. Будет ли вам интересен такой человек? Судьба человека, рассматриваемая в переломном для него этапе жизни, — это и есть предмет художественного исследования. Такая формулировка описана в философии, а точнее в направлении «экзистенциализм», сформулированном датским теологом Сереном Кьеркегором. Он говорил о том, что человек интересен на переломе судьбы, в необычных обстоятельствах.

— А если есть нетривиальная история, но нет должного бюджета и, как следствие, звездного актерского состава, может получиться хорошее кино?

— Современный зрительский кинематограф действительно предполагает солидные финансовые вложения. Возьмите популярные голливудские хиты, среди которых бесчисленные «Трансформеры», «Мстители», «Форсажи». Это кино построено на аттракционе, компьютерной графике, звездных артистах. Очень часто после просмотра таких фильмов можно только удивляться, а где же там сценарная драматургия? Имеет ли право это называться киноискусством? Коппола, Скорсезе, Спилберг считают, что нет. А зрители заполняют кинозалы. Итальянский реализм родился как раз по причине отсутствия в послевоенный период крупных бюджетов, и это кино тоже является массово востребованным. Мне кажется, кино должно быть разным. Лишь бы не было скучно смотреть эти киноистории, в основе которых и лежат сценарии. Проблема в том, что качественных сценариев не так много.

— Как думаете, это проблема последних лет? Ощущалась ли нехватка крепких, мощных сценариев в советское время?

— Я пришел в кинематограф давно, даже стесняюсь вам сказать, в каком году. Проблема отсутствия интересных сценариев и тогда стояла остро. Кстати, в наше время существует иллюзия, что весь советский кинематограф сплошь состоял из киношедевров. Это впечатление создается от созерцания в телефонде около 300-350 выдающихся фильмов. А как мы знаем, в Советском Союзе столько фильмов производилось в год. Поверьте, за эти долгие десятелетия гораздо больше было снято фильмов, которые сегодня можно смотреть только по приговору суда.

И дело далеко не в теме и не в сюжете. Можно снять отличное кино про перевыполнение колхозниками государственного плана и очень плохое кино о драматическом событии, как война. А сценарий, повторюсь, лежит в основе всего. Великий французский артист Жан Габен как-то сказал: «В кино есть три главные вещи. Первая — это сценарий. Вторая — это тоже сценарий. И, наконец, третья — это опять-таки сценарий».

— Сегодня стало модным быть осознанным потребителем. Всего. В том числе киноматериала. «Осознанного» зрителя влечет артхаус — фильмы нишевые. Вам интересно снимать проекты под грифом «интеллектуальное конкурсное кино»?

— Не люблю слово «артхаус». Сложное экспериментальное кино имеет право и должно существовать, но оно не может быть мейнстримом. Во всем мире это камерный сегмент кинематографа. Фильмы Алексея Германа, Ильи Авербаха, Сергея Соловьева, Вадима Абдрашитова, Марлена Хуциева не являются аттракционами. Но их можно пересматривать до бесконечности, и уж точно я не хотел бы назвать эти фильмы каким-то «запредельным» артхаусом.

— По-вашему, снять атмосферное, авторское кино проще, чем жанровое?

— Картину, воспринимаемую широкой аудиторией эмоционально, когда зритель живет в придуманном режиссером мире, снять очень сложно. Спрятаться за атмосферой, за зашифрованной пустотой, напустив туман, прикрывающий или слабый замысел, или отсутствие профессионализма, выдавая весь этот скучный винегрет за нишу артхаусного кино, на мой взгляд, проще. Не так давно это снималось массово. А еще непременно найдется какой-нибудь представитель из «секты» киноведов, который обязательно объяснит тебе, что, оказывается, ты зашифровал и имел в виду в этом вязком, скучном «артхаусе». За такой ширмой порой ловко прячется бездарность.

— Как думаете, является ли такой прием, как хеппи-энд, идеальным инструментом, способным сгладить острые углы в фильме и дающим надежду на лучшее?

— Хеппи-энд не является обязательным условием для кино. По большому счету, счастье зрителя — это интенсивность чувств, которые он проживает во время просмотра картины.

Никакого хеппи-энда в романе «Анна Каренина» и снятых по нему фильмах нет. И это чуть ли не самое экранизируемое произведение в мире. Но хеппи-энд есть то, на что невольно надеется зритель, потому что человек всегда верит в лучшее. Хеппи-энд в фильмах — это и есть вечное счастье. Пусть не твое, а героев фильма, которых ты сейчас увидел. Миллионы советских зрителей навсегда запечатлели последние кадры фильма «Москва слезам не верит». Героиня  Веры Валентиновны Алентовой Катя заканчивает эту блистательную картину словами, обращенными к герою Баталова: «Как долго я тебя искала». Титры. И все счастливы — и герои, и зритель. В жизни после этого могло произойти все, что угодно. Но, наверное, жизнь и искусство идут параллельными путями. В фильме «Привидение» Цукера зритель надеется, что герой Патрика Суэйзи вновь трансформируется в живого человека и обнимет прекрасную героиню Деми Мур. Но он уходит в свет, на небеса, навсегда. И, как ни странно, зритель воспринимает этот финал как хеппи-энд.

— Ренат, ваш новый фильм «Человек ниоткуда», который в ноябре будет на всех экранах страны, дает надежду зрителю на лучшее?

— Скажу лишь, что изначально я задумывал этот проект как комедию. Фабула такова. В 1960 году состоялся засекреченный запуск ракеты. Корабль космонавта Кима Кириллова получает повреждения прежде, чем успевает выйти на орбиту. Придя в себя, Ким понимает, что попал в 2023 год, и судя по всему — это его будущее и наше с вами настоящее. Ему сложно принять новую реальность, и он почти ничего не помнит о своей жизни до полета в космос. Единственное его воспоминание — образ девушки из прошлого, которую он встречает в современной Москве. Он знает ее, а вот она его нет… Однако вместо комедии положений сценарий уходил в жанр фантастического триллера с мелодраматическим подтекстом.

— Кому, как не вам — режиссеру, продюсеру и сценаристу, — задать риторический и фундаментальный вопрос о миссии современного кино.

— Во все времена кино являлось важнейшим инструментом формирования личности человека, осознания идентичности. И сегодня роль глобального видеоконтента в процессе воспитания, образования, развлечения чрезвычайно возросла. Книги, на которых ранее выстраивался наш с вами мировоззренческий фундамент, к огромному сожалению, утрачивают свое значение, если мы говорим о массовом потреблении. А потребление любых форм видеоконтента возрастает в геометрической прогрессии. Поэтому делать современное кино — очень ответственная миссия.

— Фильм «Человек ниоткуда» вы снимали в Заполярье, Нарьян-Маре, ездили на Северный Ледовитый океан. Удается ли находить время, чтобы познакомиться с новым для вас местом, прочувствовать его своеобразие?

— Я много где побывал. В силу понятных причин не испытываю никакого желания посещать Штаты и Европу сегодня. И наоборот, распробовал прелесть путешествий по нашей стране, и она оказалась совершенно не такой, какой укоренилась в моем сознании. Я много ездил в 90-е годы и с горечью наблюдал повсеместную разруху со всеми признаками так называемой периферии. Но сегодняшняя Россия, даже ее самые удаленные города, — это развитая инфраструктура, ухоженные улицы, зеленые парки, симпатичные дома, магазины в деревнях, забитые всем, что можно купить в городских супермаркетах, и очень интересные люди, которые, конечно, были всегда, но сегодня они существуют не в обстановке депрессии, унижения от безысходной нищеты и апокалипсических пейзажей, а абсолютно самодостаточные в условиях, созданных для нормальной жизни человека. Мне интересно открывать для себя Россию заново, те места, где я еще не бывал.