— Чудесное платье! — покровительственно оценив наряд незнакомки, сказала Кармел.
— Ничего особенного, жалкий образец роскоши от Шанель, — отрезала Диана. — Я всегда удивлялась тому, что ее клиентки — принцессы и графини, а она их одевает как секретарш и стенографисток.

Этим скучным вечером 1936 года Кармел Сноу нашла экстравагантную и остроумную собеседницу, которая произвела на нее впечатление. Диана Вриланд говорила: «Слишком много хорошего вкуса — это ужасно утомительно». Ее восхищали русская варварская роскошь, которую подарил миру Дягилев вместе с декорациями Бакста, гениальным перформансом Нижинского и сумасшедшим фейерверком «Русских балетов», парадность красных гвардейских мундиров, натертые до блеска армейские сапоги и блеск индийского шелка.

Уже на следующее утро Диана Вриланд получила место редактора колонки «Why Don’t Yоu?..» в журнале Harper’s Bazaar, где она давала советы-подсказки для модниц в форме вопросов, начинавшихся с «Почему бы не?..» «Почему бы не выбрать одно любимое платье и не сделать несколько его копий — вы навсегда застрахуетесь от неожиданностей? Не подстричь деревья в саду под павлина или пуделя? Не подарить любимой собаке желтый кожаный ошейник с золотыми заклепками? Не сполоснуть волосы игристым шампанским?..» Зачастую абсурдные рекомендации учили читательниц отличать безвкусицу от настоящего шедевра, мистифицировать себя, работать над усложнением образа.

Диана уверяла, что самая непривлекательная женщина имеет все шансы стать неотразимой, если обладает вкусом, тогда как в отсутствие оного любая красавица будет выглядеть вульгарно. Нью-йоркский бомонд восторгался литературными провокациями Вриланд, в то время как она подсознательно мстила судьбе за то, что родилась самым уродливым ребенком в семье. Она получила элитарное образование под стать своим родственникам голубых кровей, брала уроки верховой езды и балета, умела преподнести себя в обществе, и более того, ее парадоксально привлекательные наряды заставляли оборачиваться людей и восхищаться ею. Однако мать ее недолюбливала, и это чувство детской неполноценности Диана сполна компенсировала, получив признание миллионной аудитории Harper’s Bazaar. Фотограф Ричард Эведон, поначалу наотрез отказавшийся работать с Вриланд из-за ее чудовищно сложного характера, говорил: «Ди-Энн (так она обыкновенно произносила свое имя) изобрела профессию редактора моды. До нее были светские дамы, которые примеряли шляпки на других светских дам». Проработав 25 лет редактором моды в Harper’s Bazaar, она взошла на трон американского Vogue. Знатоки моды называют 60-е «эпохой Вриланд»: тогда каждая страница журнала заявляла модный тренд.

До 1960-х годов главной моделью Vogue была женщина 30–35 лет — считалось, что только к этому возрасту можно воспитать в себе чувство стиля. Но агрессивная молодость, которую Диана Вриланд назвала «извержением юности», взяла верх. Диана боготворила Эди Седжвик, девушку из разбогатевшей на нефтяных скважинах американской семьи, известную как муза и подруга Энди Уорхола, которая работала моделью для Vogue. Подростковая худосочность, короткие выбеленные волосы, сильно подведенные глаза, огромные серьги и длинный свитер, надетый в качестве платья, — так выглядела икона стиля того времени. Ее пагубное пристрастие к кокаину было частью богемного образа: Диана Вриланд считала, что у наркоманов чудесная кожа. Вместе с Седжвик на страницах Vogue появилась скромная тростиночка Твигги, которая демонстрировала новую моду: мини-платья в инфантильном стиле и гольфы. Прежде их носили только маленькие девочки, теперь же это казалось пикантным и сексуальным — в первую очередь Диане Вриланд, а потом, конечно, и всем остальным.

Диана разрешила американскому обществу носить сандалии на босую ногу с повседневной одеждой, провозгласила бикини «самым важным изобретением со времен атомной бомбы». Свои правила игры она устанавливала не только в моде, но и на работе: не отрываясь от завтрака в постели — овсянки с чаем, она работала с самого утра только с рукописными текстами. Никаких печатных машинок: «Где вы видели, чтобы любовное письмо печатали на машинке?» — аргументировала она свое пренебрежение к технике. В редакции она появлялась после полудня, и до самого позднего вечера здесь кипели страсти. Ее слово было законом, она не стеснялась в выражениях, общаясь с подчиненными, а если ее что-то не устраивало, громко кричала и стучала кулаком по столу. Никогда прежде фэшн-фотографии в Vogue не были столь живописны — не жалея ни сил, ни средств, Диана отправляла команду Vogue в аризонскую пустыню, где модель Верушка, задрапированная плотной тканью, падала в обморок под палящим солнцем. Вриланд первая придумала задействовать в съемках знаменитостей, привлекая в качестве моделей то Шер, то Барбару Стрейзанд.

Диана была дружна со всеми своими героями, которые побывали на страницах Vogue. Ее записная книжка включала домашние телефоны графини Виндзорской, Мика и Бьянки Джаггер, Ива Сен-Лорана, принцессы Маргарет, Джеки Кеннеди, Каролины Эреры. Некоторые были обязаны ей блестящей карьерой. Диана Вриланд инициировала появление катастрофически сексуальных босоножек Manolo Blanik, посоветовав начинающему испанскому дизайнеру сконцентрироваться на «симпатичных маленьких штучках на ногах». Теперь самые знаменитые женщины мира говорят о том, что «туфли от Маноло лучше, чем секс». Она увидела блестящего дизайнера в потомке флорентийской дворянской семьи, маркизе Эмилио Пуччи, который без году неделя как вышел из университета Болоньи с дипломом политолога в руках. Впоследствии аристократ придумал психоделические узоры на платьях, блузках, сумках, которые даже на пике их популярности в 1970-е годы не были так востребованы, как сегодня.

Маэстро Валентино Диана Вриланд буквально спасла от участи бедного художника. Первое дефиле «золотого мальчика» итальянской моды проходило в заключительный день показов Недели моды, когда большинство байеров и журналистов уже разъезжаются. Однако Диана присутствовала на нем и сделала репортаж. За один день были проданы все сто платьев под маркой Valentino. Диана Вриланд научила Валентино понимать всю глубину красного цвета, недоумевая, почему его считают вульгарным и неприемлемым для повседневности: «Разве может наскучить красный? Это же как человек, которого вы любите!» Валентино вспоминал, как в юности попал на представление в оперу Барселоны. Три яруса лож, украшенных алыми гирляндами роз, и испанки в красных платьях обмахивались красными веерами. Вокруг полыхал красный пожар ослепительной красоты. Еще тогда красный гипнотизировал Валентино, и теперь Диана Вриланд окончательно убедила дизайнера в том, что этот цвет обладает особой магией. С тех пор каждый показ коллекции Valentino завершало божественное красное платье. Сама Вриланд была одержима красным цветом. Стены гостиной в ее доме покрывал индийский вощеный ситец ярко-красного цвета. Его нашел в Лондоне дизайнер Билли Болдуин, которому Диана сформулировала задачу так: «Я хочу, чтобы комната была похожа на адский сад!» Она восседала перед гостями на высоком стуле посреди гостиной. Блестящие черные, как вороново крыло, волосы, гyбы, щеки, брови, даже мочки ушей подкрашены ярко-красной помадой.

Через 8 лет Диана Вриланд была уволена из Vogue без объяснения причин, но в реальности — за расточительство: ее мода становилась слишком рафинированной, на фотосессии тратились безумные деньги. Королевские замашки Вриланд надоели учредителям журнала. Ее отставка совпала с личной трагедией — потерей горячо любимого мужа, за брак с которым она боролась на протяжении всей их семейной жизни. Однажды Диана приехала к любовнице супруга, посадила ее перед зеркалом и сказала: «Посмотрите на себя, вы молоды и очень красивы, у вас впереди множество романов, а я стара и безобразна, и Рид — единственный, кто у меня есть». Она не облачилась в траур после смерти мужа, оправдываясь: «Рида нет, но бизнес остался, я по-прежнему буду носить красное». Ее пригласили в музей Metropolitan на должность специального консультанта Института костюма. Под ее патронажем проходили выставки «Мир Balenciaga», «Величественный русский костюм», «Романтический и гламурный голливудский дизайн» — и все они становились крупными культурными событиями Нью-Йорка, собирая миллионы посетителей. Перфекционистка до мозга костей, она никогда не осуждала любые проявления неординарности. Диане было за семьдесят, когда кто-то из друзей пригласил ее в манхэттенский клуб Studio 54. Вскоре она стала его завсегдатаем. Ее не смущали ни непристойности, ни наркотический дурман, которые царили в самом великолепном и преступном из нью-йоркских клубов. Она знала: мода создается не только на подиуме.